Звёзды над Байкалом

Давно знаком с Валерием Чевелёвым и не перестаю удивляться сюрпризам, которые он преподносит и своим друзьям- художникам, и всем тем, кому импонирует его творчество.

Год с небольшим назад, например, по возвращении из таёжной глухомани на севере области, где он провёл два с лишним месяца, живописец организовал выставку своих работ в Доме литераторов им. Марка Сергеева. Мы, знающие его отнюдь не как трудоголика, выстреливающего холст за холстом, картину за картиной, а скорее, наоборот, как этакого домоседа, вальяжного и неторопливого, - так вот, мы были буквально ошеломлены: итогом его таёжной «одиссеи» стало более 50 работ. Да каких! Дышащие свежестью и экзотической красотой таёжные пейзажи, портреты северян, жанровые зарисовки, натюрморты... Помнится, как развеселилась аудитория, когда кто-то из почитателей Чевелёва сравнил его с Ильёй Муромцем, который наконец-то слез с печки и показал миру свою силушку. В ответ на поздравления и похвалы Валерий Чевелёв, явно смущённый и польщённый - не каждый день такое услышишь в свой адрес, - заметил, что это всего лишь попытка творческого отчёта, прелюдия большой юбилейной выставки, которую художник готовит к своему 60-летию.

Признаться, многие из нас были заинтригованы: чтобы подготовить такую выставку, надо действительно «слезть с печи» и, засучив рукава, погрузиться в нелёгкие хлопоты, отнюдь не связанные с высоким творчеством - священнодействием у мольберта. Необходимо «перелопатить» - другого слова не подберёшь - завалы из несметного количества набросков, этюдов, картин - как уже отстоявшихся, так и незавершённых, довести до ума работы, предназначенные для экспонирования, обновить рамы, заказать новые... Способен ли Чевелёв на подобный подвиг?

Ответом на этот вопрос стала юбилейная выставка Валерия Васильевича, развёрнутая в выставочных залах областного художественного музея. Что касается меня, то одного посещения мне показалось мало. После процедуры открытия с непременными речами, цветами, объяснениями в любви захотелось не спеша, не отвлекаясь ни на что, вглядеться, вжиться в мир художника, проникнуться философией его творчества, ощутить энергетику отдельных его полотен. Оговорюсь сразу: художник неравнодушен к глубинному, «космическому» осмыслению нашего земного бытия. Чего стоит «Лунная морозная ночь» - кожей чувствуешь дыхание Вселенной, или «В сумерках на Таюре» - одинокая лодка едва различается на воде, а на тёмном небе - послезакатная перекличка облаков... А вот ещё одна ночь: две лошади на берегу пруда, отражение луны на водной ряби, кажется, время остановилось; слышно лишь, как позвякивает колокольчик - непременный атрибут, знакомый тем, кто гонял в ночное коней. К слову, к лошадям Чевелёв явно неравнодушен - свою симпатию к этим красавцам-труженикам он выразил на нескольких холстах. «Грешен, - с улыбкой заметил художник. - Люблю лошадей. Как, впрочем, и женщин. Это ведь поэзия!»

Думаю, самое время предо-ставить слово искусствоведу Тамаре Дранице, которая много лет знает Валерия Чевелёва, его творческие пристрастия:

- Валерий Васильевич - художник неторопливый, основательный и... непредсказуемый. По сути, нынешняя персональная выставка - у него первая такая по своей масштабности и звучанию. Чевелёв ряд лет очень серьёзно занимался монументальным искусством - это, к примеру, рельеф и мозаика Института земной коры, панно из бересты для Дома быта, витражи и рельефы в Иркутске, Саянске. Но живопись в конце концов взяла верх. Но и в своей новой, «постмонументальной» ипостаси Валерий Чевелёв стремится, казалось бы, к невозможному - синтезу камерной конкретики и монументальной условности, станковой формы и элементов «большого» стиля. Не отсюда ли «золото» и «голубец» новых колористических решений, вызывающих невольные ассоциации с палитрой древнерусской фрески («Сирень», «Осень»), и особенности внутренней драматургии полотен художника? Валерий Чевелёв воспринимает натуру не созерцательно, а, скорее, романтически и даже мистически. Как, например, в пейзажах лунного цикла, загадочных и тревожных в своей неземной пустынности («Тишина», «Звёзды над Байкалом», «Пейзаж с бездомной собакой») или выстроенных на колористических контрастах холода и зноя, «утомлённых солнцем» мотивах («Троицын день», «После грозы», «Ностальгия»).

- Сходным образом, - продолжает Т. Драница, - эволюционируют портреты, а в большей степени автопортреты художника: от живой достоверности, через поиски типического - к новой, «интимной» исповедальности со всеми вытекающими последствиями художественной формы: подчёркнуто камерной, материально полновесной и колористически утончённой...

Минувший год стал для Валерия Чевелёва юбилейным вдвойне: ровно сорок лет назад он окончил Иркутское художественное училище и сразу же с головой ушёл в поиски своих красок и созвучий, своего живописного языка, - добрую основу заложили в нём учителя Анатолий Алексеев, Михаил Воронько, Галина Курочкина. Любопытно, что вместе с Чевелёвым путёвку в большое искусство получили его однокурсники, известные ныне художники, друзья по жизни Александр Муравьёв, два Николая - Домашенко и Башарин. Нередко они вместе выбирались на пленэр, а когда начался БАМ - исходили, исколесили всю магистраль. До сих пор в мастерской Чевелёва можно отыскать многочисленные этюды, папки с зарисовками - впору задуматься о специальной экспозиции, посвящённой бамовской эпопее.

Что верно, то верно, мельтешения и суеты Валерий Васильевич не любит - характер не тот. «Большие реки текут медленно», - полушутя-полусерьёзно заметил он. - Хотя, - добавляет, - случаются и стремнины.

Взять, к примеру, недавнюю экспедицию на Таюру, куда он попал благодаря настойчивости закадычного друга - художника и егеря Анатолия Перегудова. Кстати, замечает Чевелёв, нынче мы думаем повторить тот бросок, а летом «примерить» на себя «Золотое кольцо», съездить на лето в старинный русский город Углич, где у Перегудова дом, сад, и опять же - пленэр, неповторимые волжские пейзажи. Сказка живописи.

- Выходит, нам надо готовиться к очередному сюрпризу? - интересуюсь у Чевелёва.

- Это уж как получится, - отвечает художник. - Но одно знаю точно: скучать да прохлаждаться не придётся.