Голоса старости
Человек, которому шестьдесят семь лет, по нынешним временам, наверное, еще не старик, а просто очень возрастной мужчина. Но записал это за ним очень давно. Теперь он точно состарился.
А вот и запись. Он такое мне рассказал: "Зубы разрушаются, шатаются там во рту. А ведь такое только в детстве было, когда молочные выпадали. Те же самые ощущения. Я расшатываю во рту зуб языком, и мне на какое-то время кажется, что я опять маленький. Кажется, что маму увижу, братика, дом, в котором мы жили. Увлекаюсь - думаю обо всем этом. А потом резко вспоминаю, что мне шестьдесят семь лет. И перестаю зуб шатать. Вот уж не думал, что зубы в детство вернут".
А вот другой голос. На этот раз женский.
Старушка есть одинокая. У нее когда-то собака умерла. Ей хотели щенка подарить. Отказалась. Ибо очень ответственная старушка.
"Мне,- говорит,- уже семьдесят два, проживу я еще два-три года, куда потом собачка денется?"
Стала жить одна, без собаки. Очень скучать и переживать. Нынче ей девяносто исполняется. Все мается от одиночества. Щеночек, которого она не взяла, вырос в семье, что живет в другом подъезде, и умер от какой-то собачьей болезни. А может и от собачьей жизни.
Вот я и ломаю голову. Может ей подарить все-таки собачку?
А вот история про другую старушку. Которая умерла.
Старушка была породистая. Тип личности - "профессиональный большевик". Мужа своего она сгнобила еще в 1960-е. Сын вырос пьяницей и скончался в 1970-е. После смерти старушки выяснилось, что свою квартиру она завещала двоюродной сестре семидесяти семи лет отроду, а не невестке и внукам, и даже не племяннице, которая ежедневно ухаживала за ней в последние месяцы и очень рассчитывала на квартиру. Квартира в доме, степень элитности которого в Иркутске при советской власти считалась второй – после «тридцатки», иркутского варианта «Дома на набережной». Хороший дом, хорошая квартира.
В бумагах старушки был найден конвертик с надписью - "вскрыть на сороковины". Так и поступили. Собрались друзья и родственники на "сорок дней", вскрыли конверт и обнаружили там письмо на 12 страниц. Зачитывала его счастливая наследница квартиры. Покойница вспомнила в письме всех поименно. Обратившись к каждому, она коротко объясняла, как она его (ее) любила и просила прощения за какие-то обиды. Племянница, оставшаяся без квартиры, например, услышала утешительное: "Лидочка, я знала всегда, что ты человек хороший и ухаживала за мной не из корыстных побуждений". Но в целом было очень трогательно. Человек умер сорок дней назад, а теперь зачитывают его впечатляющее письмо - с объяснениями недоразумений, с просьбами о прощении, с заверениями любви. Почти как в одной из повестей Л. Улицкой.
Многие плакали от умиления.
Письмо заканчивалось словами про то, что старушка всех любит и уважает, и... словами: ДО СКОРОЙ ВСТРЕЧИ!
Многое можно написать про вид собравшихся после того, как они услышали ЭТИ последние слова. Самым интересным было наблюдать, как слезы перестают течь сами собой.
И еще про одну старушку. Давнюю и добрую мою знакомую. Она пять лет копила деньги, чтобы поехать в Париж. "Чтобы УСПЕТЬ увидеть Францию и французскую культуру", - объясняла она. "Ведь через 50 лет не будет ни Франции, ни французов, ни французской культуры", поскольку исламоафромигрантская волна накроет все это с головой. Ей кто-то сказал именно эту цифру - осталось всего 50 лет, чтобы успеть увидеть настоящую Францию. "Ну, вы же видите, что они уже сделали с национальной футбольной сборной", - говорила она.
Учитывая, что ей было 65 лет, когда она начала копить деньги, и 70 лет, когда она добралась-таки до Парижа, эта цифра "через 50 лет" звучала смешно. Но самое интересное, что она говорила об этом так убедительно, что чувствовалось - она действительно собирается жить еще полвека и действительно боится, что не успеет увидеть Францию до того, как "вылетит сова Миневры" и принцессы станут тыквами.
Париж ей очень понравился. Вернувшись, подарила мне брелок с надписью "Мулен-Руж". Успела!
На ее лице было написано именно это чувство удовлетворения: успела!
Дама с юмором, она, тем не менее, удерживалась от напрашивающихся шуток вроде «увидеть Париж и умереть». Другие при ней естественно тоже так не шутили.
Она жива, хотя уже лет десять прошло. Ее «голос старости» в этом списке из четырех персон я поставил на последнее место, ибо он – самый жизнелюбивый.
