Телевизор сломался

Они потеряли нас. Они – власть. Мы – народ. Они натягивают узду, в которой держали нас прежде, но узда больше не ведет к железному мундштуку, а мундштук больше не режет нам рта. Они закручивают, как и прежде, гайку, но гайка сорвалась c резьбы и закручивание не приводит больше к затягиванию. Они потеряли нас. Мы живем неизвестно как, и неизвестно кого слушаем, и неизвестно что предпримем завтра.

Уздой и гайкой был телевизор. Помните, как в 99-м году благодаря телевизору Владимир Путин из никому не известного премьер-министра с двухпроцентным рейтингом превратился во всенародно любимого президента с рейтингом больше пятидесяти процентов? Нас тогда можно было убедить по телевизору, запугать по телевизору, мобилизовать по телевизору. Телевизор был мощнейшим политическим оружием. Разумеется, власть прибрала это оружие к рукам и заточила под себя. Помните, исчезли нежелательные телеведущие, исчезли прямые эфиры, исчезли с экранов оппозиционные политики.

Беда только в том, что телевидение является мощнейшим политическим оружием при одном условии. Нас можно убедить, запугать и мобилизовать через телевизор при том условии, что мы его смотрим и верим ему. А мы больше не смотрим его и не верим.

Телевизионные рейтинги, где пять лет назад в первых строчках красовались новости и аналитические программы про политику, теперь сплошь забиты телесериалами. Народ не смотрит новостей и не смотрит аналитических программ. Телевизор стал восприниматься исключительно как развлечение. То есть потерял свою пропагандистскую роль, поскольку никому ведь не придет в голову агитировать народ посредством каруселей в парке культуры и отдыха.

У телевидения изменилась аудитория. Если посмотреть социологические исследования, то сразу поймешь, что телевизор перестали смотреть работающие мужчины и работающие женщины. Смотрят только совсем уж какие-то дуры-домохозяйки и дети. Дети не голосуют. Дурам-домохозяйкам мужья говорят, за кого голосовать. Еще, правда, телевизор смотрят старики, но они заведомо голосуют за коммунистов.

Люди, принимающие решения, даже люди, принимающие решения на уровне семьи, даже просто главы семей – телевизор не смотрят. Власть не может больше повлиять на ход их мыслей.

Косвенным подтверждением этому является новый телевизионный герой – колдун Грабовой. Ведь ни один серьезный человек не станет всерьез смотреть на Грабового. Работающий мужчина и работающая женщина, даже если у них нет высшего образования, выключат немедленно этот бред, потому что у серьезного человека нет охоты забивать себе голову этим бредом. И если Грабовой делает рейтинг, значит телевизор смотрят совсем уж дуры. Колдуны, экстрасенсы и боги в последний раз появлялись на телевизионных экранах пятнадцать лет назад, перед распадом страны, когда телевизору никто не верил, кроме совсем уж дур. И если сейчас в эфире колдуны, а у экрана дуры, то значит, телевизор опять перестал быть пропагандистским оружием, как тогда, перед распадом Советского Союза.

Может быть, вы обратили внимание: в последние пару недель по телевизору стали показывать вдруг людей, которым давно телевизионного эфира не предоставлялось. Вдруг ни с того ни с сего на телевизионных экранах замелькали снова оппозиционеры. Борис Немцов, Ирина Хакамада, даже коммунисты иногда появляются и что-то говорят. Когда это было в последний раз, чтобы Хакамаду приглашали в телеэфир? Два года назад, помнится, ей даже запрещали играть в программе «Что? Где? Когда?». Что случилось – знаете?

Они, власть, пытаются исправить эту катастрофическую ситуацию с телеаудиторией. Они понемногу возвращают в телевизор оппозиционных политиков, они разрешают понемногу в телевизоре прямой эфир. И если вы не заметили этих перемен, значит, не смотрите телевизор, каковое обстоятельство только подтверждает мои слова о снижении роли этого важнейшего из искусств.

Мы, народ, перестав смотреть телевизор, как бы сорвались с цепи, потеряли узду или стесали резьбу под закручиваемой гайкой. Значит ли это, что мы стали свободны? Нет. Собака, сорвавшаяся с цепи, и лошадь, потерявшая узду, не становятся свободными, а несутся очертя голову. И если сорвана резьба под гайкой, то удерживаемый гайкой механизм не становится свободнее, а идет вразнос.

Картина нерадостная: они, власть, больше не могут нас контролировать иначе, как силой оружия, а мы теперь пойдем вразнос.